Любите ли вы Брамса? - Страница 20

— Ты придешь только в шесть? Может, ты позавтракаешь со мной?

— У меня не будет времени, — ответила она. — Съем на работе бутерброд.

— Что же я буду делать до шести часов? — жалобно проговорил он.

Поль взглянула на него. Она встревожилась: должна ли она ему сказать, что вовсе не обязательно им встречаться в шесть часов? И, однако же, при мысли, что вечером у двери магазина увидит маленькую машину, а в ней сгорающего от нетерпения Симона — и что так будет каждый вечер, — она почувствовала себя по-настоящему счастливой… Кто-то терпеливо ждет вас каждый вечер, кто-то, кто не звонит вам в восемь часов и то когда eму вздумается… Она улыбнулась.

— А почему ты так уверен, что я сегодня обедаю одна?

Симон, с трудом продевавший запонки в манжеты, бросил свое занятие. Через секунду он сказал бесстрастным голосом: «И в самом деле». Ясно, он думает о Роже! Он думал только о Роже, он решил, что тот немедленно отберет свое добро; он боялся. Но она-то знала, что Роже не до нее. Все это показалось ей вдруг отвратительным. Нет, пусть хоть она проявит великодушие!

— Ни с кем я сегодня не обедаю, — сказала она. — Иди сюда, я тебе помогу.

Она сидела на постели, и он, опустившись на колени, протянул ей руки в манжетах таким жестом, словно был закован в наручники. Кисти рук у него были совсем мальчишеские, нежные и худые. Продевая запонки, Поль вдруг подумала, что когда-то уже играла эту сцену… «Слишком театрально», — решила она, но все же прижалась щекой к волосам Симона и, не удержавшись, потихоньку рассмеялась счастливым смехом.

— А я что буду делать до шести часов? — упрямо повторил Симон.

— Не знаю… Будешь работать.

— Не могу, — ответил он. — Я слишком счастлив.

— Счастье не мешает работать!

— А мне мешает. Хотя я знаю, что буду делать. Буду бродить по улицам, и думать о тебе, потом позавтракаю в одиночестве, думая о тебе, потом буду ждать шести часов. Ты ведь знаешь, что я не принадлежу к числу деятельных молодых людей.

— А что скажет твой адвокат?

— Не интересуюсь. Почему это ты непременно хочешь, чтобы я попусту растрачивал свое время, уготавливая себе будущее, — для меня только настоящее существует. И переполняет всего, — добавил он с низким поклоном.

Поль молча пожала плечами. Симон пунктуально выполнял намеченную им программу не только в этот день, но и во все последующие дни. Он катался по Парижу, расточал прохожим улыбки, не менее десяти раз проезжал мимо магазина Поль со скоростью десять километров в час, читал книгу, поставив машину, где попало, а иногда отдыхал, откинув голову на спинку сиденья и закрыв глаза. Что-то вроде блаженного лунатика. И это волновало Поль, делало Симона еще дороже. Она одаривала его и удивлялась, почему ей самой стала так необходима эта щедрость.

Вот уже десять дней Роже разъезжал под дождем, переходил с одного делового обеда на другой, и от департамента Нор осталась в его памяти скользкая, нескончаемо длинная дорога да безликая ресторанная обстановка. Время от времени он звонил в Париж, заказывая два телефонных номера сразу, и выслушивал жалобы Мэзи-Марсель, перед тем как самому пожаловаться Поль на судьбу, а иногда наоборот. Он чувствовал себя обескураженным, ни на что не годным, его жизнь походила на эту провинциальную глушь. Голос Поль менялся, становился все более тревожным и все более далеким; ему хотелось ее повидать. Стоило Роже провести без Поль две недели, как он начинал остро ощущать ее отсутствие. В Париже — другое дело: зная, что она может увидеться с ним в любую минуту, всегда в его распоряжении, он спокойно откладывал встречи; но Лилль вернул ему прежнюю Поль тех первых дней их любви, когда он в мыслях следовал за ней неотступно, боясь завоевать ее, как сейчас боялся ее потерять. В последний день своего пребывания в Лилле он сообщил ей, что возвращается. Она помолчала, потом сказала: «Мне необходимо с тобой увидеться» — решительным тоном. Он ни о чем не спросил, но условился встретиться с ней послезавтра

В Париж он прибыл ночью, и, когда остановил машину у подъезда Поль, было уже два. Впервые в жизни он находился в нерешительности — зайти или нет. Он не был уверен, что увидит сейчас счастливое лицо Поль, лицо Поль, принуждающей себя сохранять спокойствие в минуты его неожиданных появлений; он попросту боялся. Он ждал минут десять, стыдясь своей нерешительности, подыскивая самые нелепые оправдания: «Она спит, она наработалась за день» и т. д. и т. п., потом уехал. Очутившись перед своим домом, он снова заколебался, потом развернул машину и поехал к Мэзи. Она спала, она протянула ему для поцелуя свою опухшую мордашку. Ей пришлось полночи провести в этими противными продюсерами… она ужасно счастлива… к тому же он только что ей снился… Он быстро разделся и сразу же заснул, как она его ни тормошила. В первый раз он не испытывал к ней влечения. На заре он машинально выполнил свой долг кавалера, посмеялся над ее рассказами и решил, что все снова в порядке. Он провел у Мэзи целое утро и уехал от нее за десять минут до назначенной с Поль встречи.

Глава ХIII

— Мне нужно позвонить, — сказала Поль, — после завтрака будет уже поздно.

Как только она встала из-за стола, Роже вскочил с места, и Поль чуть улыбнулась ему извиняющейся улыбкой, которая появлялась на ее губах против воли в тех случаях, когда он из приличия или по велению сердца тревожил ради нее свою особу. Она с раздражением подумала об этом, спускаясь по сырой лестнице ресторана к телефонной будке. С Симоном все получалось по-другому. Он был внимателен и так всему радовался, так стремился услужить ей, бежал распахивать двери, подносил зажигалку, несся сломя голову выполнять малейшие ее желания, ухитрялся угадывать их наперед; и это были знаки внимания, а не просто выполнение светских обязанностей. Уходя нынче утром, она оставила его полусонного в постели, обхватившего обеими руками подушку, по которой рассыпались его черные кудри, и положила на столик записку: «Позвоню в полдень». Но в полдень она встретилась с Роже и сейчас удивлялась самой себе, что, оставив его в одиночестве, побежала звонить юному любовнику-лентяю. Заметит ли что-нибудь Роже? Он озабоченно морщил лоб, как в дни своих незадач, и это его старило.